Фрайер Х. Революция справа / Пер. с нем. Ю. Ю. Коринца. – М.: Праксис, 2008.

Он (Фрайер) подобно некоторым другим немецким философам, пытался что-то сделать для повышения идеологической вменяемости режима.
А.Ф. Филиппов в послесловии к «Революции справа».

В аннотации говорится, что это «работа известного немецкого философа и социолога, одного из основоположников теории индустриального общества».

Название книги говорит о том, что автор либо претендовал на разработку собственной теории революций, если говорил о прошлом, либо же описывал совершенно новые на его взгляд процессы, имеющие место в окружающем настоящем, либо предполагаемые в будущем. Однако те, кто начнет читать ее с тем, чтобы найти какие-либо «рецепты» или описание «механизмов» для производства революции, будут разочарованы, книга не об этом.

Уже на первых страницах книги Фрайер пишет, что все прежние революции были «революциями слева», когда революционная энергия скапливалась в массах, и революции происходили «снизу», в то время как виновниками их были «верхи». XIX век называется им революционной эпохой, когда состояния равновесия оставались лишь видимостью, а спокойные времена – краткосрочными компромиссами.

Насилие – только лишь облачение революции, но «при серьезном обороте дел она может рядиться в легальный переворот, в давление масс, в силу избирательного бюллетеня». Суть революции нужно искать не в формах ее проявления, которые могут быть разными. Революция начинается тогда, когда «под покровом и в формах существующего общества образовались элементы нового общества. Все, что современный порядок о себе говорит, мыслит, знает, стало ложным…. Все, чем является существующий порядок, стало ложным».

Сказано несколько туманно, но из этого ясно, что далеко не каждое общественное волнение или протест против режима можно считать революцией. Она начинается там, где какому-то классу или социальному слою становится тесно в рамках существующего строя, когда критика режима становится «плотью и кровью», и ставится вопрос не о том, как режим изменить, но о том, что на смену должно прийти что-то радикально новое. В этом «правый» консерватор Фрайер внезапно оказывается близок Марксу, которого он, впрочем, цитирует, говоря о революции и революционерах. Одну из цитат стоит привести полностью, она весьма существенна для понимания того, кого же Фрайер называл революционерами.

«Маркс охарактеризовал стиль, с которым в его эпоху в Германии боролись на социальной почве, как скромный эгоизм. «Скромный эгоизм» — блестящее выражение для всего, что является общественным движением, но не революцией. Само собой разумеется, мы охвачены нашим эгоизмом. А у кого его нет? Не плохи ли у нас дела? Не относятся ли к нам несправедливо? Не стремимся ли мы на волю? И разве мы не молоды? Но ведь мы так скромны. Мы лишь хотим, чтобы нам лучше жилось. Чтобы с нами поступали по справедливости. Мы лишь хотим углубиться в себя. Мы лишь хотим стать старше.

Если задать вопрос, сколько из общественных движений не построены точно по этой формуле, — останется немного. <...> Решающим является единственно то, за что ведется борьба: за обновление Целого или за собственное место в водовороте системы. Решающим является только притязание, — не столько требование революционеров к другим, сколько требование к себе. (Курсив мой, — М.Ю.) <...> Стоит предложить настоящим революционерам прекраснейшее место под солнцем сегодняшнего дня, как они скажут: нет, спасибо, мы лучше останемся при своем отрицании. Они непримиримы. Они не дадут включить себя в порядок. Они не придают большого значения гражданским правам господствующей системы. Ибо настоящие революционеры знают, что их негативность является неисчерпаемым источником энергии. И они стремятся наверх; но только так, что ликвидируют верх, исходя из которого их низ находится внизу. И они чувствуют себя вовне, но говорят: ну и слава Богу». [«Революция справа», с. 22-24]

С точки зрения Фрайера, «как нечто само собой разумеющееся и с полным правом эти революционеры XIX века полагали себя создателями правил революции вообще (курсив мой, — М.Д). Где значим тезис, что современный общественный строй целиком является классовой борьбой, там значим и тезис, что история всего прежнего общества представляет собой историю классовых битв. И на таком уже законном основании значим следующий тезис: улаживание сегодняшнего классового противостояния является поворотной точкой истории вообще. Всякая революция, таким образом, представляла себя как последнюю необходимую революцию. По ту сторону порога, каким она осознавала самое себя, для нее всегда находилось совсем иное, — рай на Земле, восстановление истоков, гармония мира; естественная гармония либерального хозяйства, которую провозглашала борющаяся буржуазия; свободное товарищество бесклассового человечества, которое провозглашал борющийся пролетариат. Подобная утопия присуща революции, как аминь – символу веры». [Там же, с. 51-52]

Здесь мы можем видеть весьма четкое отграничение революций от протестных движений, имеющих целью «смену власти» при сохранении принципов основных существующего порядка. Таким образом, революция будет являться рождением нового принципа в истории общества. Революционеры же – это те, кто сам является этим новым принципом, становясь затем исторической реальностью.

Но в настоящее время будет заблуждением считать, что любая революция – это раскол и движение на основе общественных интересов, а носителем ее всегда будет угнетенный общественный класс. И здесь Фрайер напоминает о включенности пролетариата в индустриальное общество и говорит о положительном следствии такого положения дел. Пролетариат «освобождает пространство» и способствует образованию нового субъекта под названием «народ». Вместо смутной идеи народ превращается в историческую реальность, в субъект революции.

Дальше он пишет о том, что XIX веке мы еще могли говорить о народе как о «нации», ныне же это представление стало поверхностным. Нации Фрайер противопоставляет «идею народа». Народ понимается им как «активное ничто», как чистая потенция, еще не ставшая действительностью, пока ей не придана форма. Пока она не реализована, бессмысленно говорить о том, каким окажется ее будущее состояние, когда цель деяния (собственно, свершение «революции справа») будет достигнута. По мнению Фрайера, мы можем утверждать лишь, что в ходе этого процесса произойдет «эмансипация государства», а в народе, который интегрирован в единое государство, совершается и подлинно человеческая эмансипация. «Человек свободен, если он свободен в своем народе, а народ – в своем пространстве». [Там же, с. 62]

Таким образом, в революции народа государство обретет свою конкретную реальность и станет «государством осуществления свободы». Ничего более конкретного о будущем государства, о том, в какой форме оно будет существовать, он не говорит. По крайней мере, в этой работе. Однако в ней встречаются любопытные рассуждения о сути государства, об его «эмансипации», об изобретении социального, об антропологии политического субъекта и т.д.

В своей работе, посвященной Никколо Макиавелли, Фрайер пишет о том, что человек, который хочет мыслить о политике, должен сам быть частью политического мира, «а это значит принадлежать ему душой и телом, то есть не желать и не иметь возможности высвободиться из него. Размышлять о политике чисто теоретически, сидя за письменным столом, — такое предприятие даже в том случае имеет сомнительную ценность, когда политическая наука уже укрепилась в своей собственной традиции. Здесь же, где требовалось создавать ее впервые, и как бы только подступаться к ней, непосредственная близость к практике является не просто благоприятным обстоятельством, но необходимым условием. Теоретическое понятие политического может быть только мало-помалу почерпнуто из экзистенциального опыта». (Х. Фрайер «Макьявелли» с. 47-48) Был ли он сам частью политического пространства Германии 30-х годов, когда была написана «Революция справа»? Несомненно. Была ли его работа всего лишь «идеологическим оправданием режима»? Не уверена, с моей точки зрения – вряд ли.

В любом случае, Ханс Фрайер – это довольно интересный представитель консервативной революции, и, как пишет А.Ф. Филиппов в замечательном послесловии к «Революции справа», «его надо читать, чтобы лучше понимать немецкую социальную мысль в ее движении на протяжении почти полувека, начиная с 1918 г.».